Стена

Автор: Аксинья Варламова

Проза

- Братишка, закурить будет?
- Будет… наверное… вот оно всё как…
У высокой стены кровавого кирпича, неумолимо побитой и потрескавшейся, но крепкой и нерушимой, прислонившись к ней спиной, сидел моложавый мужчина в затасканной, пыльной военной шинели без пуговиц и знаков отличия. Рядом, растерянно оглядываясь, стоял человек моложе и в поисках папирос шарил руками по своей рваной одежонке. Наконец, откуда-то из-за пазухи он извлёк несколько грязных помятых самокруток и удивлённо посмотрел на них.
- Ну надо же…
- Повезло, - кивнул военный, принимая папиросу.
Судорожно затянувшись, человек в рванине снова осмотрелся и, вздохнув, повторил:
- Так вот оно всё как…
Пристальный взгляд скользнул по его лицу…
- Крестьянин?
- Ага… Поселенец…
Военный задумчиво посмотрел на свои ноги, обмотанные замызганными портянками, потом – на крестьянские, босые и изодранные…
- Сняли?
Проследив за взглядом нечаянного собеседника, крестьянин грустно усмехнулся…
- И не было…
…и, окончательно успокоившись, сел рядом, прислонившись спиной к бесконечной стене… Вокруг величественно и страшно разливался туман. Не было ни ветра, ни звуков, ни запахов… Не было неба…Казалось, что в мире и остались только туман, стена и два человека около неё…

***
- Ты их помнишь?
Крестьянин поморщил лоб:
- Нет…Не совсем…Кто-то свой, кажется…
- А за что?
На секунду задумавшись, крестьянин повел плечами…
- Видно, за дело…Свои ведь………… Ааа! Бог им судья!
…и уронил голову на руки…
Глядя в туман, военный медленно повторил:
- Свои…
Какое-то время они сидели молча, поражённые каждый своими сумбурными мыслями, обрывками воспоминаний.
- Обидно, - крестьянин повернул своё широкое лицо к собеседнику, - Яблонька у меня в первый раз родить должна… В первый раз, осенью… Обидно…
- Ничего…родит…
Крестьянин печально улыбнулся и хотел что-то ответить, но, заметив нечто выходящее из тумана, подскочил и так и остался стоять с полуоткрытым ртом. Через мгновение встал и военный…

***
Освобождаясь от тумана, одной рукой касаясь стены, к ним приближался сутулый, немыслимо худой юноша в затёртом, непонятного цвета костюме, из которого он уже несколько лет как вырос. Юноша шёл пошатываясь, с трудом волоча ноги в спадающих коричневых ботинках. Одно из стёкол его очков было безобразно выбито, и кое-где на оправе виднелись осколки. Но крови на измождённом сером лице не было…
- Ну надо же! – крестьянин удивлённо смотрел на коричневые ботинки, - Такую вещь оставили, а верёвки отобрали! Ты глянь! Верёвки им на кой-то понадобились, а на ботинки и претензии нету! Ну надо же…
- Студент, - пробормотал военный, осторожно приближаясь к юноше, - Эй, парень. Парень! Ну, очнись, очнись.
Юноша только сейчас заметил их присутствие.
- Это ошибка! Ошибка! – он завертелся на месте, сипло выкрикивая: «Ошибка! Недоразумение!».
Рука военного мягко легла на его плечо.
- За что тебя так?
Парень затравленно посмотрел на него, не смея заглянуть в глаза, и, уже совсем иначе:
- Ошибка! Ошибка… Не было… Не было. Не говорил!
- Да кто же тебя так? Ты их помнишь?
В глазах студента вспыхнула искорка ярости:
- Он ответит! За всё ответит! С рук не сойдёт! Он не имел права! Я же не так…я же этого ничего не говорил!
Военный и крестьянин переглянулись:
- Он? Один? Кто? Да кто же? Ты его запомнил?
Студент замотал головой.
- Ты его видел?
Исподлобья взглянув на стоящих рядом мужчин, юноша тихо, как бы извиняясь, пробормотал:
- Темно…темно ведь…лампа…но темно…
Не выдержав, военный резко встряхнул его за плечи:
- Но ведь что-то же ты видел?
Всхлипнув нервно, студент высвободился из рук военного. Затравленно озираясь, он отвернулся и прямо перед собой увидел стену… Лицо его, серое и безжизненное, передёрнуло, ком подступил к горлу, последний осколок ярости мелькнул в голубых глазах. И, кинувшись на эту огромную холодную стену, он заорал, заорал, как смертельно раненный, загнанный зверь:
- Её! Её!!!
И вдруг, вновь изменившись в лице, широко раскрыв удивлённые глаза…совсем по-девичьи…по-детски:
- Мама! Мамочка!
Рыдая, худой измождённый юноша сполз по стене кровавого кирпича на землю и уткнулся головой в свои острые колени…

***
Болезненно вдохнув пропитанный туманом воздух, военный пристально посмотрел на скорчившегося студента…
- Политика?
…потом – на стоявшего рядом крестьянина:
- Зависть?
…и, погрузившись в свои мысли, вновь сел спиной к стене…Из оцепенения его вывел резкий, взволнованный голос поселенца:
- Да злоба! Злоба! Грызут, грызут друг дружку! Всегда людям скучно! Хорошо им – за добро своё грызут! Плохо – за чужое грызут! Злоба!
Военный устало взглянул на него:
- А может, всё же, жажда наживы?
- Да нет же! Нет!
Крестьянин больше не мог стоять на месте. Он метался, меряя большими шагами землю, размахивал руками и говорил, говорил…
- Ну и это тоже! Но нет! Злоба! Просто! На меня, просто на меня! За то что… За то что я есть, вот такой вот я есть! И на всех – злоба! К каждому! Всё грызут, грызут!
И нагнувшись к военному, сжав руками рубаху на груди, с отчаянием и удивлением:
- Ну вот как ты объяснишь?! А? Как? Была коровка у меня… Ух, хорошая коровка! Молочко, маслице…тем и жили. Ну да! Так ведь старая она была! Худая вся, мож и больная… Вон, на боку, проплешины у неё какие-то были… Я и думал заколоть! Да ведь рука, рука-то и не поднимается! Она ж больше чем жена детей моих выкармливала! Ну пусть живёт! Да и молоко, молока-то давала! Помрёт так помрёт. Сама! Пусть! Так вот… Поналетели! (И откуда взялись?) Поналетели откуда-то! И свои, опять-таки, и те, другие. Она-то, бедолага, возле дома привязана, чтоб не далеко… Ага! Говорят: «Твоя скотина?» «Моя», - говорю. А они: «Стране, - говорят, - мясо нужно!» Я им, мол, какое мясо? В ней же одни кости! А они: «Укрываешь, скотина, скотину от народа!» Вот так и сказали! «Да ты, - говорят, - кулак!» Я им: «Братцы! Что вы, ей Богу! Какой же я кулак?» А они: «Ты ещё и божишься?! Божишься, сучье племя, - значит контрреволюциёнер!» У меня в глазах потемнело, а соседи все сразу: «Да, да! Слышали! Знаем!» Ну конечно…знают…лавки у меня хорошие, стол…сам делал…Конечно, они это знают! Стою не живой – не мёртвый, за плетень ухватился. Думаю, что будет, что будет?! И вижу, один подходит к коровке моей, уводить, значит, решил. А пьянющий-то ведь, все они уже пьянющие были! Ну, она-то его и встретила в живот рогами! Боднула, значит, и на меня смотрит. Я ещё улыбнулся ей и так, про себя говорю, мол, пропадаем, старушка…пропадаем… Поняла она меня, хош поклянусь, поняла! Головой так кивнула…Я ж думал, быть ей обедом, а этот, боднутый, очухался да как заверещит, пьяное рыло: «Сопротивление! Бунт! Натравил-таки скотину, кулацкая тварь!» Это мне он, видать… и что началось! Похватали шашки свои, ножи, кто-то даже вилы хватанул, ружья взвели – и на неё, родимую! Я глаза закрыл, потом глядь – бежит, хромает, кормилица, от этих упырей по полю! Жена визжит, а я всё на коровку смотрю и улыбаюсь даже, и всё тихо так: «Пропадаем, старушка, пропадаем…»И в ухо уже слышу: « Ну, гад, за всё расплатишься!» А я смотрю…у меня слёзы…и улыбаюсь… Не убежала, конечно. И вот обидно – пусть бы на мясо! Что уж теперь, пусть! Так ведь они её просто… Понимаешь? Просто! Так и оставили за огородом… Корова, конечно… Но зачем же так-то? Живая, ведь… Злоба всё это…злоба…
Крестьянин замолчал, но страшная мысль ослепила его:
- Это ж… Это ж они и яблоньку мою сломать могут? Ай-яй-яй… ай-яй-яй…
Не переставая бормотать «злоба, злоба», он прижался лицом к кирпичной кладке, застыл…и замолчал…
Красным кирпичом сияла стена. Возле неё оцепенели, не двигались три человека. Они словно погрузились в пучину забвения, сна… Мимо них плыл туман… И было тихо…тихо…тихо…

***
Резко встав на ноги, военный сжал кулаки:
- Не могу! Не могу я никак понять, за что?! За что же нас расстреляли?!
Крестьянин медленно повернул голову. Студент поднял заплаканное опухшее лицо и удивлённо-испуганно посмотрел на бледного человека с красивыми чертами под грязно-чёрной щетиной…
- Да разве я враг? Вор? Детей я убивал? Женщин насиловал? Что я сделал? Я же за жизнь воевал! Я же за них грех на душу брал! Они же за моей спиной были! да разве я жить им не давал, мешал я им? А знаете, что я в глазах их увидел? Страх! Они меня боялись! Они глаза прятали! Ещё бы секунда – набросились бы на меня как на падаль какую-то шакалы! Боялись! Боялись! Они и есть – шакалы. Каждый боится, ждёт…поджидает…А один тявкнет – и все тут же лают! Один укусит. И все кидаются! Для них теперь каждый урод, сволочь каждая – брат! Среди ублюдков не видишь, что сам ублюдок. Видите?! Видите?! Они придумали, как стать умными, хорошими…Просто всё. Просто! Поставить к стене и «Огонь»! Огонь по тем, кто смелее, умнее, чище…чтоб глаза не мозолили! Чтобы встать на их тела и заорать на весь мир: «Я – выше! Я – лучше!» Клин – клином, а кровь, значит, кровью смыть решили?! Руки кровью моют! Землю кровью поливают, как будто она ей за века не пропиталась, как будто войн нам было мало! Думают взрастить из этой кровавой почвы что-то новое, новых людей, честных, добрых, по-настоящему добрых! Но человек гниёт, и кровь – гниёт! Она уже в нас гнилая! И вырастут из этих гнилых болот только гнилые люди! И каждый из них будет хуже всех остальных! И он будет стрелять! Резать! Душить! Топтать! Чтобы стать выше! Лучше! Как легко! Как глупо. Поставить к стене…и «Огонь!»…А ведь и сразу нет человека…Был – и нет! А он жил. Любил. Верил. И он так хотел жить! Так хотел! А ведь вы, возможно, по одной улице с ним ходили! Вы же…СВОИ! И даже если не свои! Вы же, просто – ЖИВЫЕ! И там, за тысячу километров, тоже – живут, любят и…надеются…Хотят жить… И так просто – поставить к стенке человека… «Огонь!»…и его уже нет……………..Хм…А всё подлее и подлее. Ведь можно просто ткнуть носом в стену и – в затылок! Чтобы в глаза не смотреть! Нет! Чтобы…как скотину! Чтобы знал, что – скотина. Чтобы он боялся………Все умрут….Но стена!.....Она всегда будет…Но как же это пошло!
Военный замолчал и, глядя в туман, всё не мог отдышаться от волнения, обиды и воспоминаний.
У стены тихо всхлипнул студент:
- За это…
Военный вздрогнул и удивлённо посмотрел на него:
- Что?
- За это, - медленно и твёрдо повторил студент и впервые посмотрел военному прямо в глаза, - за слова…За всё это…
Военный медленно сел, прислонившись спиной к стене…
Трое мужчин погрузились в свои мысли. И каждый с непонятным беспокойством вглядывался в туман…Всё молчало…

***
Бледное облако тумана поредело и стало отступать от стены. Моложавый красивый мужчина в затасканной шинели встал и тихо произнёс:
- Нужно идти.
Юноша в разбитых очках, сидящий на земле, невольно вздрогнул:
- Куда мы?
Молодой человек с широким, добрым лицом, помогая ему встать, несколько растерянно, но очень ласково забормотал:
- Пора…Пора…
Сквозь расплывающийся туман угадывались очертания полей, лесов, холмов и чего-то ещё, доброго и чистого, что не виделось, но чувствовалось. Откуда-то взявшееся солнце сделало воздух сотканным, плотным, и этот холодный безжизненный туман стал казаться мягкой занавеской открытого окна… Трое мужчин вошли в туман. Каждый почувствовал присутствие детства…и всё стало понятным… всё вспомнилось…и всё простилось…И всё стало прошлым... На щеке у самого старшего из них на мгновение блеснуло…Трое мужчин, улыбаясь грядущему, исчезли в тумане… Вновь стало тихо…тихо…тихо…И остались только безликий туман и стена… кровавая…бесконечная…нерушимая…